Драгоценности Парижа [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

— Ну все, все, задушите, черти, за два года вон как вымахали, — поправляя снаряжение, сказал он с дрожью в голосе. — Как там матушка?

— За порог вышла, тебя дожидается…

…В просторной хате из трех комнат зависла тишина, в открытое окно вливался лунный свет, пахло чихирем, виноградом и каймаком. Дарган свесился с кровати, нашарил на табурете кулечек с ландрином, одну конфетку сунул женушке, вторую заложил за щеку себе. Желтый свет отражался в развешанном по стенам оружии, подрагивал на коврах, на столе со стульями, он просачивался в другую комнату, в которой старались не шуметь не спавшие бабка и мать. Третью занимала младшая сестра, а брата переместили во флигель. Встречу героя, заодно и свадьбу, три дня праздновали всей станицей, кому места не хватило за столом во дворе, тот приходил, выпивал сколько душа требовала и уходил по своим делам. Или оставался. Пляски были такими огневыми, что земля на подворье стала как каменная, песни пели от души, особенно про разбойника Стеньку Разина и казака Мингаля. Но сильнее всех станичников поразила невеста Даргана, когда она пошла танцевать, у многих открылись рты и больше не захлопывались. Не потому, что на ней были богатые наряды и сверкали оправленные в золото драгоценные каменья — этим казаков удивить было трудно, да в них особо не разбирались. Они обратили внимание на то, как ловко пришлая подстроилась под казачьи мелодии и с каким изяществом под них выплясывала. С этого момента станичные девки не отгораживали ее от Даргана цветастыми платками и по случаю надетыми праздничными бешметами, не извивались гибкими телами, завораживая завидного жениха искрами в темных зрачках. Поначалу же они старались вовсю, потому что у терских казаков признавались не помолвки на стороне, хоть с благословения императоров с королями да с попами–епископами, а лихие казачьи свадьбы, после которых разрушить семью имели право только смерть и сам Господь. Невеста преподала скурехам урок, какового до сей поры они не ведали, а когда одним махом выпила чапуру с чихирем и спела казачью песню, старики как один крикнули «любо». Недоверие и скованность у гостей прошли, свадьба покатилась колесом от цыганской брички.

Дарган повернулся к девушке, почмокав языком с конфеткой на нем, откинул край одеяла. Она лежала на спине обнаженная по грудь, по лицу гулял лунный свет, делая профиль будто выбитым на золотой монете.

— Софьюшка, как тебе у нас? — решился спросить он.

— Хорошо, месье Д, Арган, — после недолгой паузы разлепила она губы. — Люди дружны, добры, твои маман с брат и сестра уважать меня, бабука угостила каймак. Вкусный.

— Она плохо видит, что нашарила, то и поднесла, — засмущался казак, на свадебном столе этого каймака громоздились горы. — Если бы скинула годков двадцать, было бы другое дело.

— Я понимаю, и так хорошо. Свадьба была весело, я остался довольна.

— Домой не захотелось? — он притих в ожидании ответа.

— Теперь мой дом станица Стодеревский.

Казак, сдерживая радость, приподнялся на локте, в голове затеснились тучи мыслей об устройстве жизни. Несмотря на просторную родительскую избу, которую возводил погибший в войне с турками отец, жить в ней стало тесновато. Пришел черед Даргана обустраивать жилище для своей семьи, а в старой хате оставались младшие брат с сестрой. Нужно было определяться и с табуном лошадей, пока пасущимся на лугах под присмотром брата с дальними родственниками. Зимы в предгорьях Кавказа наступали резко, перемежая лютый холод сопливой оттепелью. Но спросил он о другом:

— Откуда ты про казачью песню–то узнала, какую сыграла на свадьбе?

— О, это секрет, — засмеялась она, показывая сверкнувшие во тьме жемчужные зубы. Сжалилась. — Маланья перед праздник нашептала, сказала, это о–бе–рег, всем понравится.

— Моя сестра, что–ли?

— Она.

— Ну… выросла девка, видно, разумная будет.

— Разумная, — согласилась женушка.

Некоторое время казак млел от разлившихся по телу приятных чувств за родственницу, оценка ее способностей умной женщиной дорогого стоила. Затем заставил взять себя в руки, тема для разговора была слишком серьезной:

— Я тебе еще в дороге сказывал, что присмотрел хату в центре станицы, — с озабоченностью в голосе заговорил он. — Она стоит рядом с лавкой армяна, там жила семья нашего старшины.

— А где хозяин? — прислушалась супруга.

— Мужчины ихнего рода погибли в стычках с чеченами — сам старшина и двое сыновей, а мать недавно перебралась в хату к дочери. Я у станичников уже спрашивал.

— Дом плохой?

— Лет пять как отстроились, а тут абреки банда за бандой.

— Ты ходил смотреть?

— Когда, свадьбу же играли.

— Надо смотреть, — девушка приложила палец к губам.

— Завтра и пойдем, — Дарган проглотил истонченную конфетку, шмыгнул носом. — Заодно заглянем на подворье, конюшню строить надо добрую.

— Хата без конюшня?

— Как без нее, но на пяток лошадей, а у нас их до сих пор не сосчитанные.

— Тогда дом центр нет, — супруга повернулась к мужу. — Надо места много, за станица надо, сено, овес, сбруи… Новый амбар надо.

— Там простора достаточно, — потянулся казак. — Если что, прикупим еще для расширения.

Снаружи донесся осторожный шорох, девушка заметила, как метнулись глаза супруга к висевшему на стене оружию. Окно было открыто, в него вливался лунный свет, замешанный на запахах луговых цветов, грибов и речной воды, с подворья ветерок приносил слабую вонь от загонов для скота. Дарган опустил ногу на пол, перенес на нее тяжесть тела, босые ступни неслышно пронесли его к стене. На улице не было никого, по бокам ее будто на ходулях темнели куреня с невысокими плетнями вокруг, да сметанные возле стожки сена. Ни лая собак, ни запоздалых вскриков загулявшего казака. Дарган посмотрел на основания столбов под домом, показалось, что один из них отбрасывал две тени. Он снял ружье, просунул дуло под оборки занавески в углу подоконника и надолго замер в неудобной позе.

— Кто там? — шепотом спросила жена.

Казак отмахнулся, его вниманием всецело завладела вторая тень, он знал, что без надобности она возникнуть не могла. И дождался того момента, когда тень отделилась, превратившись в человеческий силуэт. Словно по воздуху, тот продвигался к месту под окном. Дарган взял его на мушку, довел до следующего столба, и когда силуэт приготовился одолеть расстояние до оконных створок, негромко предупредил:

— Стой, стрелять буду.

Человек метнулся было прочь, в следующее мгновение он воздел руки вверх и загундосил с сильным чеченским акцентом: